Творческая биография бродского. “Я песне отдал всё сполна”

Поэзия Иосифа Бродского (1940-1996) стала одним из крупнейших достижений мировой литературы второй половины XX столетия, о чем свидетельствует признание поэта во всем мире, присуждение ему Нобелевской премии по литературе за 1987-й год и множества других престижных международных премий.

Бродский родился в Ленинграде, здесь же начал писать стихи, получив в конце 50-х годов определённую известность среди молодых поэтов города на Неве. В начале 60-х он сближается с кругом молодых поэтов, близких к Анне Ахматовой, которая сыграла большую роль в поэтической судьбе Бродского. Одно из самых сильных стихотворений этого периода - "Рождественский романс" (1961), в котором мотив вселенской тоски определят мироощущение лирического героя, именно оно наиболее полно выражает и мироощущение автора. Конечно, такие стихотворения не могли быть опубликованы в "советской печати", поэтому Бродскому приходится зарабатывать на жизнь переводами, но это были нищенские заработки, кроме того, отсутствие постоянной работы дало возможность привлечь его к суду за тунеядство, и в мае 1964-го года поэт был осужден на пять лет "административной высылки" с обязательным привлечением к принудительному труду.

В деревне Норенская Архангельской области он провел полтора года, после чего - в результате настойчивых действий в его защиту в СССР (К. Чуковский, А Ахматова и другие литераторы) и за рубежом был освобождён. Его активная поэтическая деятельность продолжалась до самой высылки поэта из СССР (1972), однако на родине были опубликованы лишь несколько стихотворений, тогда как в США вышли две книги: "Стихотворения и поэмы" (1965) и "Остановка в пустыне" (1970).

Поселившись в США, Бродский много пишет и много издаётся, наиболее известные из его книг, получившие международное признание, это: "Часть речи" (1977), "Конец прекрасной эпохи" (1977), "Римские элегии" (1982), "Новые стансы к Августе" (1983), "Мрамор: Пьеса" (1984), "Урания" (1987) - все они вышли в США, "Примечания папоротника" (1990, Швеция). В них воплотились основные черты поэзии зрелого Бродского: необыкновенная широта ее тематики и проблематики (для Бродского не было "запретных тем"); обращение к широчайшему пласту литературных, общекультурных, философских, жизненно-бытовых и автобиографических явлений, которое для его поэзии стало органичным и естественным, поскольку служило для наиболее полного самовыражения автора, создание собственной, внешне "размытой", но на самом деле доходящей до виртуозного владения стихом поэтической формы, основой которой стала разговорная интонация, что выделяет поэтическую повествовательную манеру Бродского, сообщая ей одновременно и черты исповеди, и черты скрытого диалога с гипотетическим читателем, который, на первый взгляд, автору и не нужен: создается ощущение "разговора с самим собой", который странным образом оказывается созвучен и душе читателя.

Исследователи относят творчество Бродского к постмодернизму, и это действительно так, но нужно отметить, что эстетика постмодернизма в интерпретации поэта "очеловечена": его лирический герой, бесконечно одинокий в мире, пытается отыскать свою с ним связь в иных культурах, в иных эпохах, в творчестве своих поэтических предшественников и тем самым разорвать "круг одиночества", в котором он ощущает себя одновременно и комфортно, и бесприютно. Поэтому для Бродского естественно обращение к Евангелию, к творчеству многих и многих поэтов и прозаиков, философов, что делает поэзию Бродского "поэзией мысли", в которой интеллектуальное начало чаще всего доминирует над чувством, но неповторимый ритм которой заставляет читателя "проживать" внешне рассудочные поэтические строки.

Эстетическая программа Бродского, его взгляд на поэта и поэзию XX века наиболее полно выразились в его Нобелевской лекции (1987), в которой он как бы подводит итог и своей поэтической практике на то время, и своим размышлениям о литературе вообще и поэзии в частности. Он полагает, что с помощью искусства достигается ощущение "частности человеческого существования", что оно дает ему "ощущение индивидуальности, уникальности, отдельности", которое, как он полагает, единственно и способно превратить человека "из общественного животного в личность". При этом само искусство ценно как раз тем, что приводит в каждом творческом акте "всякий раз к созданию новой эстетической реальности", которая для личности необыкновенно важна, потому что, как считает Бродский, "Эстетика - мать этики...", то есть нравственное состояние человека определяется уровнем его культуры.

Начиная со второй половины 80-х годов стихотворения Бродского стали появляться в периодических изданиях у него на родине, кроме того, стали выходить и книги поэта "Назидание" (1990), "Осенний крик ястреба" (1990), "Часть речи" (1990), "Письма римскому другу" (1991), "Стихотворения" (1991), "Холмы" (1991), "Форма времени: Стихотворения, эссе, пьесы в 2-х томах" (1992), "Сочинения" в 4-х томах (1992-95), "Пересеченная местность. Путешествия с комментариями" (1995) и ряд более поздних изданий.

Иосиф Александрович Бродский. с реди тех частоколов лжи, что отгородили нас от мира и от самих себя есть и такой миф: мы - самая читающая страна в мире (по тиражам книг и толстых журналов, по числу переводов). Все коварство лжи (или скорее даже самообмана, как самоутешения) состоит в том, что она имеет свой резон на поверхности: в самом деле, Пикуль выходит миллионными тиражами, классиков переиздаем такими же, а уж о разнообразии палитры книжного развала и говорить нечего. Вопрос, однако, в том, что из этого следует? Следует ли, что в прямо пропорциональной зависимости соответственно возрастают сотни тысяч новообращенных читателей-интеллигентов? А вот этого нет, и сие однозначно - достаточно посмотреть на полу спившееся и потому быстро вымирающее «потерянное поколение» шестидесятников и на то, которое вступает в жизнь дикого рынка, в основном стремясь друг друга облапошить и на том обрести иномарки машин и штанов, остальные просто деградируют - страшно выйти на улицу после 22-23 часов (впрочем, уголовщины хватает и в дневное время). Деградация нации очевидна. Обретенная свобода оказалась не по зубам этому народу, она ему принесла не чаемое счастье, а, наоборот, худшее несчастье - за малым вычетом тех жалких остатков интеллигенции, которые могут удовлетвориться кислородом гласности. Роль высокого чтения в процессе духовного роста человека трудно переоценить. Однако такое чтение в отличие от просмотра легкой, развлекательной литературы требует усилия. Великая культура, как и высочайшие горные вершины, не даются с ходу любому пешеходу - следует солидно готовится к их взятию. Конечно, всему свое время и место: в определенной ситуации и «Клен ты мой опавший» падает в душу, но вся загвоздка в том, что сие не требует от участника процесса никаких особых усилий - одно эстетическое удовольствие! Так ведь в процессе овладения духовной культурой одними только эстетическими радостями не обойтись; настоящее, т.е. понимающее, чтение - это «труд и творчество» (В. Асмус), «душа обязана трудится!» (Н. Заболотский), «и ни каких гвоздей» (В. Маяковский). Для читателя, который не смотря ни на что возжелает вершин высокого чтения творчество И. Бродского это восхождение на Фудзияму современной поэзии. Русский поэт И. Бродский (интересно заметить, что всемирная энциклопедия называет его американским) самый молодой литераторов, удостоившихся Нобелевской премии по литературе. В 1987 году, когда это произошло, ему было 47 лет. Иосиф Александрович Бродский и другой нобелевский лауреат Александр Исаевич Солженицын символизируют современную русскую литературу в представлении всего культурного мира. В 1972 году идеологические надзиратели из партийного аппарата и КГБ вынудили поэта покинуть Россию. С тех пор стихи И. Бродского попали в разряд контрабандных импортных диковинок, недоступных простому отечественному читателю. Некоторые сведения из жизни поэта помогут в определении места и времени тех или иных событий, которые переведены И. Бродским из действительности в особое состояние, именуемое поэзией, где как он утверждает, стихи пишут сами себя: «Кроме того я думаю, что не человек пишет стихотворение, а каждое предыдущее стихотворение пишет следующее» (И. Бродский). До 15 лет Иосиф Бродский учился в школе, бросил ее, пошел работать и сменил несколько профессий. Писать стихи начал в 16 лет. Он быстро миновал неизбежный для всякого начинающего стихотворца период подражания. В его стихах быстро возобладала совершено оригинальная инстанция, отчасти выражавшаяся и в особой манере поэта читать свои стихи на публике. В короткое время он овладел тем запасом профессиональных приемов, который позволил ему превзойти тогдашний общий уровень официальной подцензурной поэзии. При этом он писал именно то, что хотел, а не то, что дозволялось. К 1960 году И. Бродский уже был хорошо известен и ценим среди литературной молодежи, составляющей новую неофициальную литературу, и среди честных литературных профессионалов старшего поколения. Литературные функционеры, разумеется, его не признавали. Сам поэт в силу врожденного чувства собственного достоинства и в силу заслуженно приобретенного уважения к собственному труду, не унижался до того, чтобы обивать пороги издательств. Друзья пытались помочь ему, устраивая заработки от стихотворных переводов. И. Бродскому не понадобилось много времени, чтобы проявить себя талантливым переводчиком стихов. Но его переводы тоже оказались слишком талантливыми для установленного сверху уровня талантливости в разрешенной литературе. Заказы появлялись редко и вряд ли окупали затраты на кофе, довольно дешевый, кстати в те времена, выпиваемый Иосифом во время работы над переводами. В другой стране и в другие времена стремительно растущая известность принесла бы поэту через несколько лет достаток и возможность спокойно работать. Однако в Совдепии эпохи так называемой хрущевской оттепели эта известность не только лишала последних шансов опубликовать в печати свои стихи, но и привлекала внимание органов идеологического надзора и подавления. С их точки зрения, поэт, углубленный в собственный мир, поглощенный собственными взаимоотношениями с бытием, временем, вечностью, посягал чуть ли не на основы имперской системы. В 1964 году И. Бродский был арестован, посажен в тюрьму и приговорен к 5 годам ссылки с привлечением к тяжелой работе по указу ПВС СССР «Об ответственности за тунеядство». Тунеядством именовалась литературная работа, которую судившая поэта торжествующая серость расценивала как правонарушение, особенно серьезное в молодом возрасте. Правление ленинградского отделения Союза Советских писателей, собранной из отборных экземпляров этой торжествующей серости, рьяно способствовала тому, чтобы организованный КГБ гнусный суд завершился соответствующим приговором. Но благодаря заступничеству А. А. Ахматовой, С. Я. Маршака, Д. Д. Шостаковича, многих других порядочных людей и широкой кампании возмущения, нашедшей отклик и за границей, И. Бродский был досрочно освобожден в 1965 году. В последующие годы он достигает новых высот в поэзии, но за исключением нескольких стихотворений и стихотворных переводов ему ничего не удается опубликовать в советской печати. Тем временем на Западе начинают с 1965 года выходить книги И. Бродского: «Стихотворения и поэмы», за тем «Остановка в пустыне». И. Бродский становится первой поэтической фигурой в неофициальной литературе. Каждое его новое произведение воспринимается как литературное событие, немедленно распространяется в устной передаче, самиздатовской перепечатке, передается в русские зарубежные издания. Помимо связанных с ним судьбой и сходной литературной позицией друзей, к его авторитетной личности тянется вся независимая молодая литература и искусство. Эта вполне зрелая и производительная творческая пора поэта совпадает с очередным этапом остервенелого гонения правящей бездарности на русскую культуру. После серии запретов, судов над писателями и диссидентами, разгромов выставок, арестов и высылок в 1972 году высылают Иосифа Бродского. В США, где поэт поселился, все, что выходит из-под его пера, тут же попадает в печать, однако число его читателей теперь падает до не многих сотен иммигрировавших и изгнанных любителей поэзии и западных литературных специалистов. Это достаточно мучительная для литератора коллизия осложняется еще и тем, что Иосиф вывез с собой из России совершенно расшатанное здоровье. Его постигает два инфаркта. Но, благодаря Богу и американским врачам, он выбрался из опасного состояния. При всех не благоприятных обстоятельствах отрадно, что И. Бродский нашел в Америке уважение культурного общества, доброжелательную обстановку для работы, широкое признание. Он пишет на русском и английском языках, преподает литературу в университетах и колледжах. Несмотря на все эти резкие перемены, никакого творческого зигзага в поэзии И. Бродского, вызванного изгнанием, проследить не возможно. Наоборот, поражает крайняя последовательность в развитии его творческих принципов и внутренняя оправданность эволюции. Хотя сам поэт сколько ни будь значительную эволюцию в своей поэзии в эти годы отрицает. Возможно, эволюция состоит в том, что с какого-то момента каждое новое стихотворение поэта превосходит предыдущее. Присуждение И. Бродскому Нобелевской премии не явилось неожиданностью. Он, безусловно, по праву стал пятым русским литератором получившим ее. Его мать и отец, к сожалению, не дожили до этого события. Не добившись от советских властей разрешения увидеться с сыном, он умерли в 1984 и 1985 году. С мировым признанием в жизни Иосифа мало что изменилось, разве что стала меньше времени для спокойной работы. Знаменитость постоянно отвлекали вытекающие из ее нынешнего положения ритуально-общественные обязанности. Он хозяйничает по-прежнему в тесной, заваленной книгами нью-йоркской квартире. Хотя эта квартира раз в десять больше того пятиметрового угла, который он себе отгородил, живя в питерских коммунальных полутора комнатах, остается впечатление, что он живет нисколько не просторнее и не богаче, чем в молодости. Если не говорить о неизбежных следах, оставляемых на человеке временем и больницами И. Бродский, до конца жизни, в сущности не изменился. Очевидно он наконец добился той возможности быть самим собой, которую так отстаивал в молодые годы, хотя его всегда не устраивала перспектива превращения в некую общественную фигуру. С первых слов Нобелевской лекции он настоятельно рекомендует себя человеком частным и частность эту всю жизнь какой-либо общественной роли предпочитающим. Однако, частный человек - это тоже общественная роль и, при всей своей скромности, одна из самых высоких, если не самая высокая в обществе. И вдобавок самая труднодоступная. Государство, политика, предрассудки, деньги стремятся вклиниться в частную жизнь. Мечта каждого настоящего поэта, идеал каждого настоящего интеллигента остаться в любых условиях независимыми свободным. Иногда это им удается только ценою собственной жизни. По счастью, И. Бродскому не пришлось отстаивать свое право быть только тем, кем ему велит его понимание Божьего Промысла, такой ценой. Он без видимого усилия миновал так же и все соблазны хоть раз покривить душой во имя пайкового благополучия. А на этих соблазнах утратили душу многие, желавшие именоваться поэтами, и сделались просто орудиями рифмованной конъюнктуры, меняясь с переменами моды и политических ветров. И. Бродский, достигнув безусловного признания как поэт, провозгласил себя всего лишь орудием русского языка. Он утверждает, что всего лишь исполняет свой долг по отношению к родному языку. Если вспомнить, что сначала было Слово, и Слово было Бог, то в таком же смысле все настоящие поэты всего лишь орудие своего родного языка. Примем эти постулаты Бродского и попробуем бегло проследить как именно поэт сумел добиться высокого положения истинно частного человека, оставаясь при этом неизменно всего лишь орудием языка. Первые получившие известность стихи И. Бродского конца пятидесятых и начала шестидесятых годов написаны как бы нарочно против всех принципов хозяйничавшего безраздельно совдеповской литературе соцреализма. Однако это была не нарочитость поэта, а просто естественная человеческая литературная позиция. Он готов был разделить нежданно открытый им в себе дар с любым числом благожелательных читателей, или точнее сказать: слушателей. Ибо стихи, случайно или в силу безнадежности их напечатать, оказались легко воспринимаемыми на слух. И многие из стихов Иосифа Бродского того времени: «Не страны, ни погоста...», «Плывет в тоске необъяснимой...» - быстро и надолго заучиваются наизусть. Их исполняют под гитару и прочие инструменты. Исполнение их автором само было достаточно музыкальным действом. Множество эпигонов, загоревшись страстью стать вторым Бродским, более или менее успешно мимикрируют под этого, якобы не очень замысловатого раннего Бродского и наводняют самиздат, тамиздат вторичными опусами. Если бы у Иосифа Бродского была цель наплодить себе подражателей, он мог бы почить на лаврах, уже написав «Петербургский роман» и «Пилигримов». Но такой цели у него не было и, может быть, вообще не было ни какой осознанной цели. Он просто лихорадочно читал все, что попадалось под руку и что можно было достать из настоящей, не социалистической литературы. С вызывающей бесшабашностью, бессистемно учил английский или польский прямо по подвернувшимся английским или польским стихам и прозе. В каком порядке он познакомился с поэзией Пастернака, Цветаевой, Элиота, Мандельштама, Джона Донна, Заболоцкого, Фроста, Хлебникова, Ахматовой, Одена, Иейтса, Галчинского - сейчас уже вряд ли можно установить по его стихам, да это и не важно. Ни один из вышеперечисленных ни другой из любимых Бродским поэтов не вызвал в его поэзии перелома. Он оказался рано сложившимся но готовым к любым совершенствованиям поэтом. Поэтическая система Бродского, говоря языком современного анализа, это открытая система, все влияния направляющая только себе на пользу. Читателю предстоит совсем не безмятежное погружение в мир поэта, а достаточно трудное испытание. С годами Иосиф все охотнее включает в свой поэтический обиход явления, выводы и приемы из соседних областей человеческого мышления, привлекает метафизическую философию, теологию, различные искусства и науки, не пренебрегает такими привычными в поэзии объектами иронии, как секс и политика. Трагедийная модель мироздания, предпочтенная И. Бродским комедийной, тоже не облегчит читателю восприятие его поэзии. Он, действительно, максимально исчерпывает язык. Или язык исчерпывает поэта? Это обстоятельство требует от читателей еще и основательной лексической подготовки. «Все мои стихи, более менее, об одной и той же вещи: о времени», - сказал в одном из интервью Иосиф Бродский. То есть, тема его поэзии - Время с большой буквы. А сюжет, если можно так выразиться, его поэзии - жизнь самого поэта. Я входил вместо дикого зверя в клетку, Выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке, Жил у моря, играл в рулетку, Обедал черт знает с кем во фраке, С высоты ледника я озирал полмира, Трижды тонул, дважды бывал распорот. Бросил страну, что меня вскормила. Из забывших меня можно составить город. Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна, Надевал на себя, что сызнова входит в моду, Сеял рожь, покрывал черной толью гумна, И не пил только сухую воду. Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя, Жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок. Позволял своим связкам все звуки, помимо воя; Перешел на шепот. Теперь мне сорок. Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной. Только с горем я чувствую солидарность. Но пока мне рот не забили глиной, Из него будет раздаваться лишь благодарность.

реди тех частоколов лжи, что отгородили нас от мира и от самих себя есть и такой миф: мы - самая читающая страна в мире (по тиражам книг и толстых журналов, по числу переводов). Все коварство лжи (или скорее даже самообмана, как самоутешения) состоит в том, что она имеет свой резон на поверхности: в самом деле, Пикуль выходит миллионными тиражами, классиков переиздаем такими же, а уж о разнообразии палитры книжного развала и говорить нечего.

Вопрос, однако, в том, что из этого следует?

Следует ли, что в прямо пропорциональной зависимости соответственно возрастают сотни тысяч новообращенных читателей-интеллигентов?

А вот этого нет, и сие однозначно - достаточно посмотреть на полу спившееся и потому быстро вымирающее «потерянное поколение» шестидесятников и на то, которое вступает в жизнь дикого рынка, в основном стремясь друг друга облапошить и на том обрести иномарки машин и штанов, остальные просто деградируют - страшно выйти на улицу после 22-23 часов (впрочем, уголовщины хватает и в дневное время). Деградация нации очевидна. Обретенная свобода оказалась не по зубам этому народу, она ему принесла не чаемое счастье, а, наоборот, худшее несчастье - за малым вычетом тех жалких остатков интеллигенции, которые могут удовлетвориться кислородом гласности.

Роль высокого чтения в процессе духовного роста человека трудно переоценить. Однако такое чтение в отличие от просмотра легкой, развлекательной литературы требует усилия. Великая культура, как и высочайшие горные вершины, не даются с ходу любому пешеходу - следует солидно готовится к их взятию. Конечно, всему свое время и место: в определенной ситуации и «Клен ты мой опавший» падает в душу, но вся загвоздка в том, что сие не требует от участника процесса никаких особых усилий - одно эстетическое удовольствие! Так ведь в процессе овладения духовной культурой одними только эстетическими радостями не обойтись; настоящее, т.е. понимающее, чтение - это «труд и творчество» (В. Асмус), «душа обязана трудится!» (Н. Заболотский), «и ни каких гвоздей» (В. Маяковский).

Для читателя, который не смотря ни на что возжелает вершин высокого чтения творчество И. Бродского это восхождение на Фудзияму современной поэзии.

Русский поэт И. Бродский (интересно заметить, что всемирная энциклопедия называет его американским) самый молодой литераторов, удостоившихся Нобелевской премии по литературе. В 1987 году, когда это произошло, ему было 47 лет. Иосиф Александрович Бродский и другой нобелевский лауреат Александр Исаевич Солженицын символизируют современную русскую литературу в представлении всего культурного мира.

В 1972 году идеологические надзиратели из партийного аппарата и КГБ вынудили поэта покинуть Россию. С тех пор стихи И. Бродского попали в разряд контрабандных импортных диковинок, недоступных простому отечественному читателю.

Некоторые сведения из жизни поэта помогут в определении места и времени тех или иных событий, которые переведены И. Бродским из действительности в особое состояние, именуемое поэзией, где как он утверждает, стихи пишут сами себя: «Кроме того я думаю, что не человек пишет стихотворение, а каждое предыдущее стихотворение пишет следующее» (И. Бродский).

До 15 лет Иосиф Бродский учился в школе, бросил ее, пошел работать и сменил несколько профессий. Писать стихи начал в 16 лет.

Он быстро миновал неизбежный для всякого начинающего стихотворца период подражания. В его стихах быстро возобладала совершено оригинальная инстанция, отчасти выражавшаяся и в особой манере поэта читать свои стихи на публике. В короткое время он овладел тем запасом профессиональных приемов, который позволил ему превзойти тогдашний общий уровень официальной подцензурной поэзии. При этом он писал именно то, что хотел, а не то, что дозволялось.

К 1960 году И. Бродский уже был хорошо известен и ценим среди литературной молодежи, составляющей новую неофициальную литературу, и среди честных литературных профессионалов старшего поколения. Литературные функционеры, разумеется, его не признавали. Сам поэт в силу врожденного чувства собственного достоинства и в силу заслуженно приобретенного уважения к собственному труду, не унижался до того, чтобы обивать пороги издательств. Друзья пытались помочь ему, устраивая заработки от стихотворных переводов. И. Бродскому не понадобилось много времени, чтобы проявить себя талантливым переводчиком стихов. Но его переводы тоже оказались слишком талантливыми для установленного сверху уровня талантливости в разрешенной литературе. Заказы появлялись редко и вряд ли окупали затраты на кофе, довольно дешевый, кстати в те времена, выпиваемый Иосифом во время работы над переводами.

В другой стране и в другие времена стремительно растущая известность принесла бы поэту через несколько лет достаток и возможность спокойно работать. Однако в Совдепии эпохи так называемой хрущевской оттепели эта известность не только лишала последних шансов опубликовать в печати свои стихи, но и привлекала внимание органов идеологического надзора и подавления. С их точки зрения, поэт, углубленный в собственный мир, поглощенный собственными взаимоотношениями с бытием, временем, вечностью, посягал чуть ли не на основы имперской системы.

В 1964 году И. Бродский был арестован, посажен в тюрьму и приговорен к 5 годам ссылки с привлечением к тяжелой работе по указу ПВС СССР «Об ответственности за тунеядство». Тунеядством именовалась литературная работа, которую судившая поэта торжествующая серость расценивала как правонарушение, особенно серьезное в молодом возрасте. Правление ленинградского отделения Союза Советских писателей, собранной из отборных экземпляров этой торжествующей серости, рьяно способствовала тому, чтобы организованный КГБ гнусный суд завершился соответствующим приговором.

Но благодаря заступничеству А. А. Ахматовой, С. Я. Маршака, Д. Д. Шостаковича, многих других порядочных людей и широкой кампании возмущения, нашедшей отклик и за границей, И. Бродский был досрочно освобожден в 1965 году.

В последующие годы он достигает новых высот в поэзии, но за исключением нескольких стихотворений и стихотворных переводов ему ничего не удается опубликовать в советской печати.

Тем временем на Западе начинают с 1965 года выходить книги И. Бродского: «Стихотворения и поэмы», за тем «Остановка в пустыне». И. Бродский становится первой поэтической фигурой в неофициальной литературе. Каждое его новое произведение воспринимается как литературное событие, немедленно распространяется в устной передаче, самиздатовской перепечатке, передается в русские зарубежные издания. Помимо связанных с ним судьбой и сходной литературной позицией друзей, к его авторитетной личности тянется вся независимая молодая литература и искусство.

Эта вполне зрелая и производительная творческая пора поэта совпадает с очередным этапом остервенелого гонения правящей бездарности на русскую культуру. После серии запретов, судов над писателями и диссидентами, разгромов выставок, арестов и высылок в 1972 году высылают Иосифа Бродского.

Сочинение

Иосиф Александрович Бродский родился в семье ленинградских журналистов. До 15 лет он учился в школе, а потом работал, сменив ряд профессий, в геологических экспедициях в Якутии и Казахстане, на Белом море и Тянь-Шане, был фрезеровщиком, геофизиком, санитаром, кочегаром. Вместе с тем занимался литературой. “Я менял работу, - говорил он, - так как, как можно больше хотел знать о жизни и людях”. В 1963 году Бродский уволился с последнего места работы и начал жить исключительно литературной работой: поэзией и переводами. В этом же году в газете “Вечерний Ленинград” вышел фельетон “Окололитературный трутень”, в котором Бродскому предъявляли обвинение в дармоедстве. А в июле 1964 года состоялся трагифарсный суд над поэтом, который объявил Бродского дармоедом. Его высылают на 5 лет в глухое село Норинское в Архангельской области.

За освобождение поэта хлопотали Ахматова, Твардовский, К. Чуковский, Шостакович, Сартр и другие деятели литературы и искусства. Благодаря этому заступничеству Бродского освободили уже через полтора года. Он возвращается в город на Неве. Бродский растет как поэт, но его произведения почти не публикуют (кроме четырех стихов и некоторых переводов). Тем не менее, его стихи становятся хорошо известными благодаря “самиздату”, их заучивали, исполняли под гитару. На Западе же выходят два сборника поэта: “Стихи и поэмы” (1965) и “Остановка в пустыне” (1970). В 1972 году его вынудили покинуть родину. Бродский поселился в США, преподавал русскую литературу в американских университетах и колледжах, писал как на русском, так и на английском языке. В период эмиграции издаются его поэтические сборники: “В Англии” (1977), “Конец прекрасной эпохи” (1977), “Части речи” (1977), “Римские элегии” (1982), “Новые стансы к Августе” (1983), “Урания” (1987). В октябре 1987 года Шведская академия объявила Иосифа Бродского лауреатом Нобелевской премии по литературе. Он стал пятым русским Нобелевским лауреатом (вслед за Буниным, Шолоховым, Пастернаком и Солженицыным). 28 января 1996 года земной путь поэта оборвался.

* Он умер в январе, в начале года

Под фонарем стоял мороз у входа, - так начиналась поэзия Бродского “На смерть Элиота”. Бродский умер вследствие очередного инфаркта в Нью-Йорке, но был похоронен, по его же желанию, в Венеции - городе, который он более всего любил и которому посвятил немало замечательных стихов. Творчество Иосифа Бродского иногда разделяют на два периода. Стихи раннего этапа, который завершается в середине 60-х годов, простые по форме, мелодичные, светлые. Яркими примерами раннего Бродского являются такие поэзии, как “Пилигримы”, “Рождественский романс”, “Стансы”, “Песня”. У позднего Бродского преобладают мотивы одиночества, пустоты, конца, абсурдности, усиливается философское и религиозное звучания, усложняется синтаксис.

Подтверждением этому являются его поэзии “Сретение”, “На смерть другу”, “Келомякки”, “Развивая Платона”, циклы “Части речи” и “Кентавры”. Сам Бродский в 1979 году на вопрос о собственной творческой эволюции ответил так:

«Думаю, что эволюцию поэта возможно проследить лишь в одной плоскости - в просодии, т.е. какими размерами он пользуется. Размеры… это по сути сосуд или по крайней мере отображение определенного психического состояния. Возвращаясь назад, я могу… утверждать, что в первые 10-15 лет своей… карьеры я пользовался… более точными метрами, т.е. пятистопным ямбом, что свидетельствовало о определенных иллюзиях или о намерении подчинить себя определенному контролю. На сегодняшний день в том, что я пишу, намного больший процент дольника, интонационного стиха, когда язык приобретает, как мне кажется, определенной нейтральности».

Во всех поэтических произведениях Бродский виртуозно владеет языковыми средствами, в его стихах сталкиваются архаика и арго, политическая и техническая лексика, “высокий штиль” и уличные просторечия. Для его поэзии характерны парадоксы, контрасты, объединение традиционного и экспериментального. По словам Бродского, он воспользовался советом своего друга - поэта Евгения Рейна: свести к минимуму использование прилагательных, делая ударение на существительных. В стихах Бродский ориентировался как на русскую, так и на иностранные традиции. Показательно, что в своей Нобелевской лекции поэт назвал своими учителями Мандельштама, Цветаеву и Ахматову, а также Роберта Фроста и Вистана Одена. Писатель и литературовед Виктор Ерофеев метко отмечает оригинальность творческой манеры Бродского на фоне поэзии его времени.

Если поэзия современников и ровесников Бродского развивалась, в двух направлениях: в сторону авангардистской эстетики и в сторону архаизации языка, то Бродский “попробовал осознанно соединить, казалось бы, несоединимые вещи: он скрестил авангард (с его новыми ритмами, рымами, строфикой, неологизмами, варваризмами, вульгаризмами и т.п.) с классицистичным подходом (величественные периоды в духе XVIII ст., тяжеловесность, неторопливость и формальная безупречность), скрестил мир абсурда, который часто торжествует в жизни, с миром порядка, который возникает на каких-то недоступных уму уровнях”. Подобные “скрещивания”, по мнению В. Ерофеева, дали возможность Бродскому “преодолеть зависимость от культурной традиции, получить право разговаривать с ней на равных, вырваться из рабства книжности, сознавая при этом, что культура стала частью жизни и поэтому требует соответствующего отображения. Бродский преодолел книжность, используя прием “одомашнивания” культуры”. В творчестве Бродского есть ведущие сквозные мотивы, настроения, приемы. Так, начиная со стиха “Пилигримы” (1959), он изображает движение в пространстве среди хаоса предметов. В этом же произведении он применил прием перечня предметов, которые проходят перед взглядом наблюдателя:

* Мимо ристалищ, капищ,
* Мимо храмов и баров,
* Мимо шикарных кладбищ,
* Мимо больных базаров, мира и горя мимо,
* Мимо Мекки и Рима,
* Синим солнцем палимы
* Идут по земле пилигримы.

Этот постмодернистский прием встречается в “Большой элегии Джону Донну”, “Столетней войне”, в поэзиях “Пришла зима…” и “Исаак и Авраам”. Нередко Бродский своими “гиперперечнями” создает настоящий постмодернистский коллаж, воссоздает мозаичность мира:

* Уснуло все.
* Спят крепко стопы книг.
* Спят реки слов,* Покрыты льдом забвенья.
* Спят речи все, со всею правдой в них.
* Их цепи спят.
* Чуть-Чуть звенят их звенья.
* Все крепко спят: святые, дьявол, Бог.
* Их слуги злые, их друзья, их дети.

Одним из главных в поэзии Бродского является мотив слияния индивидуальной судьбы и естественного пространства мира. Он чуть ли не впервые зазвучал в его стихе “Сад”:

* Нет, уезжать!
* Пускай куда-нибудь
* Меня влекут громадные вагоны.
* Мой дальний путь и твой высокий путь
* Теперь они тождественно огромны.
* Прощай, мой сад!..

В стихах Бродского ощутима установка на одновременное воспроизведение бытия космоса, истории, человеческого духа, мира вещей. В поэзии Иосифа Бродского ощутимыми являются мотивы экзистенциального отчаяния, потери, разлуки, абсурдности жизни и особенно - господствующей смерти:

* Смерть - это все машины,
* Это тюрьма и сад.
* Смерть - это все мужчины,
* Галстуки их висят.
* Смерть - это стекла в куполе,
* В церкви, в домах - подряд!
* Смерть - это все, что с нами,
* Ибо они - не узрят.

Поэзия Бродского интертекстуальна. Нередко его поэтические строки сориентированы на “чужое слово”, в его стихах мы найдем немало скрытых аллюзий и реминисценций, а временами и нескрываемых цитат из Данте и Донна, Шекспира и Блейка, Гете и Шиллера, Кантемира и Державина, Пушкина и Лермонтова, Ходасевича и Одена.

Иосиф Бродский родился 24 мая 1940 года в Ленинграде в еврейской семье. Отец, Александр Иванович Бродский (1903--1984), был военным фотокорреспондентом, вернулся с войны в 1948 году и поступил на работу в фотолабораторию Военно-Морского музея. В 1950 году демобилизован, после этого работал фотографом и журналистом в нескольких ленинградских газетах. Мать, Мария Моисеевна Вольперт (1905--1983), работала бухгалтером. Родная сестра матери -- актриса БДТ и Театра им. В. Ф. Комиссаржевской Дора Моисеевна Вольперт.

Раннее детство Иосифа пришлось на годы войны, блокады, послевоенной бедности и прошло без отца. В 1942 году после блокадной зимы Мария Моисеевна с Иосифом уехала в эвакуацию в Череповец, вернулись в Ленинград в 1944 году

Эстетические взгляды Бродского формировались в Ленинграде 1940--1950-х годов. Неоклассическая архитектура, сильно пострадавшая во время бомбёжек, бесконечные перспективы петербургских окраин, вода, множественность отражений, -- мотивы, связанные с этими впечатлениями его детства и юности, неизменно присутствуют в его творчестве.

В 1955 году, в неполные шестнадцать лет, закончив семь классов и начав восьмой, Бродский бросил школу и поступил учеником фрезеровщика на завод «Арсенал». Это решение было связано как с проблемами в школе, так и с желанием Бродского финансово поддержать семью.

В то же время он очень много, но хаотично читал -- в первую очередь поэзию, философскую и религиозную литературу, начал изучать английский и польский языки.

В 1959 году знакомится с Евгением Рейном, Анатолием Найманом, Владимиром Уфляндом, Булатом Окуджавой, Сергеем Довлатовым.

14 февраля 1960 года состоялось первое крупное публичное выступление на «турнире поэтов» в ленинградском Дворце культуры им. Горького с участием А. С. Кушнера, Г. Я. Горбовского, В. А. Сосноры. Чтение стихотворения «Еврейское кладбище» вызвало скандал.

В августе 1961 года в Комарове Евгений Рейн знакомит Бродского с Анной Ахматовой. В 1962 году во время поездки в Псковон знакомится с Н. Я. Мандельштам, а в 1963 году у Ахматовой -- с Лидией Чуковской. После смерти Ахматовой в 1966 году с легкой руки Д. Бобышева четверо молодых поэтов, в их числе и Бродский, в мемуарной литературе нередко упоминались как «ахматовские сироты».

В 1962 году двадцатидвухлетний Бродский встретил молодую художницу Марину (Марианну) Басманову, дочь художника П. И. Басманова. С этого времени Марианне Басмановой, скрытой под инициалами «М. Б.», посвящались многие произведения поэта. «Стихи, посвящённые „М. Б.“, занимают центральное место в лирике Бродского не потому, что они лучшие -- среди них есть шедевры и есть стихотворения проходные, -- а потому, что эти стихи и вложенный в них духовный опыт были тем горнилом, в котором выплавилась его поэтическая личность». Первые стихи с этим посвящением -- «Я обнял эти плечи и взглянул…», «Ни тоски, ни любви, ни печали…», «Загадка ангелу» датируются 1962 годом. Сборник стихотворений И. Бродского «Новые стансы к Августе» (США, Мичиган:Ardis, 1983) составлен из его стихотворений 1962--1982 годов, посвящённых «М. Б.». Последнее стихотворение с посвящением «М. Б.» датировано 1989 годом.

По собственным словам, Бродский начал писать стихи в восемнадцать лет, однако существует несколько стихотворений, датированных 1956--1957 годами. Одним из решающих толчков стало знакомство с поэзией Бориса Слуцкого. «Пилигримы», «Памятник Пушкину», «Рождественский романс» -- наиболее известные из ранних стихов Бродского. Для многих из них характерна ярко выраженная музыкальность. Цветаева и Баратынский, а несколькими годами позже --Мандельштам, оказали, по словам самого Бродского, определяющее влияние на него.

Из современников на него повлияли Евгений Рейн, Владимир Уфлянд, Станислав Красовицкий.

Позднее Бродский называл величайшими поэтами Одена и Цветаеву, за ними следовали Кавафис и Фрост, замыкали личный канон поэта Рильке, Пастернак, Мандельштам и Ахматова.

8 января 1964 года «Вечерний Ленинград» опубликовал подборку писем читателей с требованиями наказать «тунеядца Бродского». 13 января 1964 года Бродского арестовали по обвинению в тунеядстве. 14 февраля у него случился в камере первый сердечный приступ. С этого времени Бродский постоянно страдал стенокардией, которая всегда напоминала ему о возможной близкой смерти (что вместе с тем не мешало ему оставаться заядлым курильщиком). Во многом отсюда «Здравствуй, мое старение!» в 33 года и «Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной» в 40 -- со своим диагнозом поэт действительно не был уверен, что доживёт до этого дня рождения.

Два заседания суда над Бродским (судья Дзержинского суда Савельева Е. А.) были законспектированы Фридой Вигдоровой и получили широкое распространение всамиздате.

Все свидетели обвинения начинали свои показания со слов: «Я с Бродским лично не знаком…», перекликаясь с формулировкой времён травли Пастернака: «Я роман Пастернака не читал, но осуждаю!..».

13 марта 1964 года на втором заседании суда Бродский был приговорён к максимально возможному по указу о «тунеядстве» наказанию -- пяти годам принудительного труда в отдалённой местности. Он был сослан (этапирован под конвоем вместе с уголовными заключенными) в Коношский район Архангельской области и поселился в деревне Норенская. В интервью Волкову Бродский назвал это время самым счастливым в своей жизни. В ссылке Бродский изучал английскую поэзию, в том числе творчество Уистена Одена.

Внешне жизнь Бродского в эти годы складывалась относительно спокойно, но КГБ не оставлял вниманием своего «старого клиента». Этому способствовало и то, что «поэт становится чрезвычайно популярен у иностранных журналистов, ученых-славистов, приезжающих в Россию. У него берут интервью, его приглашают в западные университеты (естественно, что разрешения на выезд власти не дают) и т. п.».

За рубежами СССР стихотворения Бродского продолжают появляться как на русском, так и в переводах, прежде всего на английском, польском и итальянском языках. В 1967 году в Англии вышел неавторизированный сборник переводов «Joseph Brodsky. Elegy to John Donne and Other Poems / Tr. by Nicholas Bethell».В 1970 году в Нью-Йорке выходит «Остановка в пустыне» -- первая книга Бродского, составленная под его контролем. Стихотворения и подготовительные материалы к книге тайно вывозились из России или, как в случае с поэмой «Горбунов и Горчаков», пересылались на запад дипломатической почтой.

В 1971 году Бродский был избран членом Баварской Академии Изящных Искусств.

10 мая 1972 года Бродского вызвали в ОВИР и поставили перед выбором: немедленная эмиграция или «горячие денечки», каковая метафора в устах КГБ означала допросы, тюрьмы и психбольницы. К тому времени ему уже дважды -- зимой 1964 года -- приходилось лежать на «обследовании» в психиатрических больницах, что было, по его словам, страшнее тюрьмы и ссылки. Бродский принимает решение об отъезде. Избрав эмиграцию, Бродский пытался оттянуть день отъезда, но власти хотели избавиться от неугодного поэта как можно быстрее. 4 июня 1972 года лишенный советского гражданства Бродский вылетел из Ленинграда по предписанному еврейской эмиграции маршруту: в Вену.

Через два дня по приезде в Вену Бродский отправляется знакомиться к живущему в Австрии У. Одену.

В июле 1972 г. Бродский переезжает в США и принимает пост «приглашенного поэта» (poet-in-residence) в Мичиганском университете в Энн-Арборе, где преподает, с перерывами, до 1980 г. С этого момента закончивший в СССР неполные 8 классов средней школы Бродский ведет жизнь университетского преподавателя, занимая на протяжении последующих 24 лет профессорские должности в общей сложности в шести американских и британских университетах, в том числе в Колумбийском и вНью-Йоркском. Он преподавал историю русской литературы, русскую и мировую поэзию, теорию стиха, выступал с лекциями и чтением стихов на международных литературных фестивалях и форумах, в библиотеках и университетах США, в Канаде, Англии, Ирландии, Франции, Швеции, Италии.

С годами состояние его здоровья неуклонно ухудшалось, и Бродский, чей первый сердечный приступ пришёлся на тюремные дни 1964 года, перенёс 4 инфаркта в 1976, 1985 и 1994 годах.

1977 году Бродский принимает американское гражданство, в 1980 окончательно перебирается из Энн-Арбора в Нью-Йорк, в дальнейшем делит свое время между Нью-Йорком и Саут-Хэдли, университетским городком в штате Массачусетс, где с 1982 года и до конца жизни он преподавал по весенним семестрам в консорциуме «пяти колледжей». В 1990 году Бродский женился на Марии Соццани, итальянской аристократке, русской по материнской линии. В 1993 году у них родилась дочь Анна.

Новые книги стихов на русском выходят в 1977 г. -- это «Конец прекрасной эпохи», включившая стихотворения 1964--1971 годов, и «Часть речи», в которую вошли произведения, написанные в 1972--1976. Причиной такого деления были не внешние события (эмиграция) -- осмысление изгнанничества как судьбоносного фактора было чуждо творчеству Бродского -- а то, что по его мнению в 1971/72 годах в его творчестве происходят качественные изменения. На этом переломе написаны «Натюрморт», «Одному тирану», «Одиссей Телемаку», «Песня невинности, она же опыта», «Письма римскому другу», «Похороны Бобо». В стихотворении «1972 год», начатом в России и законченном за её пределами, Бродский дает следующую формулу: «Все, что творил я, творил не радия / славы в эпоху кино и радио, / но ради речи родной, словесности…». Название сборника -- «Часть речи» -- объясняется этим же посылом, лапидарно сформулированным в его Нобелевской лекции: «кто-кто, а поэт всегда знает<…> что не язык является его инструментом, а он -- средством языка».

Следующая большая книга стихов -- «Урания» -- вышла в свет в 1987 году. В этом же году Бродский стал лауреатом Нобелевской премии по литературе, которая была присуждена ему «за всеобъемлющее творчество, проникнутое ясностью мысли и поэтической интенсивностью» («for an all-embracing authorship, imbued with clarity of thought and poetic intensity»). Свою написанную на русском Нобелевскую речь, в которой он сформулировал личное и поэтическое кредо, сорокасемилетний Бродский начал словами:

«Для человека частного и частность эту всю жизнь какой-либо общественной роли предпочитавшего, для человека, зашедшего в предпочтении этом довольно далеко -- и в частности от родины, ибо лучше быть последним неудачником в демократии, чем мучеником или властителем дум в деспотии, -- оказаться внезапно на этой трибуне -- большая неловкость и испытание» бродский поэт эстетический творчество

В 1990-е годы выходят четыре книги новых стихов Бродского: «Примечания папоротника»], «Каппадокия», «В окрестностях Атлантиды и изданный в Ардисе уже после смерти поэта и ставший итоговым сборник «Пейзаж с наводнением».

Последняя книга, составленная при жизни поэта, завершается следующими строками:

И если за скорость света не ждешь спасибо,

то общего, может, небытия броня

ценит попытки её превращенья в сито

и за отверстие поблагодарит меня.

Субботним вечером 27 января 1996 года в Нью-Йорке Бродский готовился ехать в Саут-Хэдли и собрал в портфель рукописи и книги, чтобы назавтра взять с собой. В понедельник начинался весенний семестр. Пожелав жене спокойной ночи, Бродский сказал, что ему нужно ещё поработать, и поднялся к себе в кабинет. Утром, на полу в кабинете его и обнаружила жена. Бродский был полностью одет. На письменном столе рядом с очками лежала раскрытая книга -- двуязычное издание греческих эпиграмм. Сердце, по мнению медиков, остановилось внезапно -- инфаркт, поэт умер в ночь на 28 января 1996 года.

1 февраля в Епископальной приходской церкви Благодати (GraceChurch) в Бруклин Хайтс, неподалеку от дома Бродского, прошлоотпевание. На следующий день состоялось временное захоронение: тело в гробу, обитом металлом, поместили в склеп на кладбище при храме Св. Троицы (TrinityChurchCemetery), на берегу Гудзона, где оно хранилось до 21 июня 1997 года. Присланное телеграммой предложение депутата Государственной Думы РФ Г. В. Старовойтовой похоронить поэта в Петербурге на Васильевском острове было отвергнуто -- «это означало бы решить за Бродского вопрос о возвращении на родину».

В своих широко цитируемых воспоминаниях, посвященных последней воле и похоронам Бродского, поэт и переводчик Илья Кутик говорит:

За две недели до своей смерти Бродский купил себе место в небольшой часовне на нью-йоркском кладбище по соседству с Бродвеем (именно такой была его последняя воля). После этого он составил достаточно подробное завещание. Был также составлен список людей, которым были отправлены письма, в которых Бродский просил получателя письма дать подписку в том, что до 2020 года получатель не будет рассказывать о Бродском как о человеке и не будет обсуждать его частную жизнь.

21 июня 1997 года на кладбище Сан-Микеле в Венеции состоялось перезахоронение тела Иосифа Бродского. Первоначально тело поэта планировали похоронить на русской половине кладбища между могилами Стравинского и Дягилева, но это оказалось невозможным, поскольку Бродский не был православным. Также отказало в погребении и католическое духовенство. В результате решили похоронить тело в протестантской части кладбища. Место упокоения было отмечено скромным деревянным крестом с именем Joseph Brodsky . Через несколько лет на могиле был установлен надгробный памятник работы художника Владимира Радунского

Стихи

Не выходи из комнаты

Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.

Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?

За дверью бессмысленно все, особенно -- возглас счастья.

Только в уборную - и сразу же возвращайся.

О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора.

Потому что пространство сделано из коридора

и кончается счетчиком. А если войдет живая

милка, пасть разевая, выгони не раздевая.

Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.

Что интересней на свете стены и стула?